— Да, от реки смердит. Вернёмся к делу. Почему не у кого?
— Разработчики исчезли вскоре после того, как работа была закончена. На даче, где находилась лаборатория, вспыхнул пожар.
— Они погибли?
— Обнаруженные тела опознать не удалось. Но, как сказал по секрету один мой знакомый полицейский, все, кого там нашли, предварительно были застрелены. В деле этот факт не фигурировал.
— А вы остались живы.
— Да. Но я лишь решал некоторые технические задачи. Ну и помогал с производственной базой.
— Однако, я думаю, погибли не все. Кто-то ведь должен создавать новые психические вирусы.
— Вероятно, так и есть, — согласился Клосс. — Но, как я и говорил, больше мне ничего не известно.
— Уверяю, вы заблуждаетесь, — холодно глядя на инженера, вздохнул Странник. — Но у вас есть время подумать. Сейчас вас отвезут домой, и я вам искренне рекомендую к утру вспомнить всё то, что вы, исключительно в силу позднего времени, забыли.
Страннику всегда лучше думалось по ночам, когда ничто не отвлекало от стройного хода мыслей, не выдёргивало сознания в минуты построения многофакторных разветвлённых схем взаимодействия чрезвычайно разнообразных личностей. Сейчас работа не шла. Каждый найденный ответ обрастал кучей новых вопросов, точно акула рыбами-прилипалами. Было видно, что Нарти Клосс многого недоговаривает, однако для чего ему это было нужно? Уж, во всяком случае, не из верности товарищам, погибшим во время пожара на уединённой даче. «Что-то здесь не так. Если и дальше будет запираться, придётся надавить. А не хотелось бы: человек неглупый, может оказаться весьма полезным».
Размышления шли по кругу, то и дело забредая в тупики. Шеф контрразведки делал пометки в блокноте, намечая себе, какие бумаги запросить из столицы, кого вызвать и что незамедлительно, прямо с утра, уточнить. «И всё же почему он темнит? — Странник отложил стило и глянул на часы. — Ладно, без дополнительной информации о его ближайшем окружении и связях, без материалов личного дела здесь, похоже, дальше не двинуться. Пока займёмся этим растением в форме муниципального стражника».
Ротмистр застонал. Юна в его сне казалась столь живой, столь близкой, что протяни руку, и коснёшься. Он попробовал броситься, прорваться сквозь тонкую грань сна и яви. Прорваться, как в штыковую во вражеские окопы, не зная преград, сметая всё на своём пути. Но незримая грань не поддавалась, и ротмистр застонал от боли и отчаяния. И вдруг, словно вспугнутая этим стоном, пелена диковинного сна развеялась, и Тоот будто рухнул в тёмную бездну. Рухнул и тут же всплыл, как бывает, когда прыгаешь в воду с утёса и возмущённая вода мгновенно выталкивает наверх чуждое тело. Сознание мгновенно вернулось к нему, точно в тёмной комнате включили свет. Ротмистр вскочил на своей неказистой лежанке, выхватывая из-под головы пистолет.
— Кричали?!
Перед ним навытяжку стояли, замерев, седоусый фельдфебель и совсем юный солдат.
— Так точно, господин ротмистр! — заученно гаркнул ветеран.
— Оттуда, — ткнул пальцем молодой, — где кладовые.
В другое время Тоот не преминул бы отчитать новобранца за ответ не по форме, но сейчас рывком освободился из спального мешка и соскочил на пол.
— Так чего ж вы стоите? Бегом за мной!
Свободные от караула бойцы комендантской роты устремились за офицером. Возле закрытой на ключ двери кладовой, бледный как полотно, мялся часовой.
— Энц ротмистр. Я докладывал. Вот хоть у них спросите, они сказали, будить не велено.
— Что докладывал? — доставая ключ, резко спросил Тоот.
— Там за дверью какой-то шум. Сначала что-то скрежетало, потом хрип, выстрел и крик.
— Массаракш, — выругался Атр, замок щёлкнул…
Рут Ватада лежал на полу в луже крови. Рядом валялся армейский штык-нож. Одна из металлических плит, выстилающих пол, была поднята.
— Тридцать три раза массаракш! Дайте сюда фонарь!
Тоот посветил в открывшийся лаз.
— Тут ещё один труп. — Ротмистр заглянул вниз и, приказав фельдфебелю, если что, прикрыть огнём, спрыгнул, быстро повернулся на каблуке, уходя из светового пятна, осмотрелся и процедил сквозь зубы: — И ещё один.
Подземный ход — это был именно подземный ход, а не какая-то там труба городских коммуникаций — тянулся в обе стороны под зданием цеха и, судя по эху, имел ответвления.
— Вот это да! — прошептал Тоот. — Как же мы так прошляпили-то? Причем дважды прошляпили. Те, кто пришли убить Рута, отлично знали, где его искать, значит, нашёлся ублюдок, сообщивший об этом. — Эй, — крикнул наверх ротмистр, — проверьте, есть ли у убитого на поясе небольшая жестяная коробка?
— Никак нет, — через минуту донеслось сверху.
— Я так и думал. — Тоот осветил фонариком трупы. — Значит, она должна быть здесь.
Ротмистр брезгливо скривил губы. Тела в чёрных рубахах муниципальных стражников лежали на расстоянии нескольких шагов друг от друга. Один успел выстрелить, рука второго мёртвой хваткой вцепилась в небольшую монтировку, которой, очевидно, поддевали плиту. Но… головы их лежали отдельно. Тоот знал только одно существо, способное произвести такую «хирургическую операцию», причём в мгновение ока, — упырь. Ротмистру вспомнился гривастый питон на огневом рубеже укрепрайона. Ту шею перекусить было сложнее.
— Ну конечно! Дрым был здесь, — прошептал Тоот. — Этот сон…
Как он мог вчера убедиться, способность мохнатого друга влиять на мозг человека, передавать ему информацию, подавлять агрессию и, кто его знает, что ещё — просто неописуема.