— А знаете, историк, мой сын погиб. Записался в добровольцы. Их выгнали за околицу, дали винтовки и по два десятка патронов. Сказали: где-то высадился десант, надо оцепить район и никого не пускать. А это был вовсе не десант. Такие умники как… как вы, господин ротмистр, глазёнки свои не протёрли. Это хонтийская танковая колонна прорвалась через наши позиции у Купы, да так стремительно, что господа офицеры поверить не могли, что это не десант. Так-то, историк Тоот. Мальчиков там было около сотни и танков примерно столько же. Ребята сожгли двенадцать машин и полегли все. Большой подвиг. Вы свой крестик, случайно, не там получили?
Ротмистр почувствовал, что в груди его клокочет гнев. Он не знал, чего сейчас желает больше: поставить на место наглеца или встать, развернуться и уйти. Тоот уже начал подниматься, когда вдруг увидел умоляющий взгляд Юны.
— Сидите, сидите, господин ротмистр. Что вы? Чувствуйте себя как дома.
Гай Дэнн отвесил поклон, сторонясь накрытого стола, прошёл через залу и, зайдя в спальню, запер за собой дверь на ключ.
— Вот и помянули.
Тоот запустил пальцы за крючок воротника, стараясь ослабить сдавивший вдруг горло ворот.
— Простите отца. Он, как вернулся из хонтийского плена, сам не свой.
— Он был в плену? — стараясь успокоиться, просипел Тоот, чувствуя, как начинает стучать в висках. «ПБЗ включили, — догадался он. — Как-то я даже забыл о сеансе».
— Да, когда по городу разнёсся слух, что танки уже у окраины, приказано было вооружить ополченцев и задержать продвижение. Его и несколько сотен таких, как он, окружили прямо на призывном участке. Отец не то что выстрелить не успел, и стрелять ещё не из чего было. Лишь после войны отпустили.
— Обмен пленными, — тихо сказал ротмистр.
— Ну да. Мы с тёткой не чаяли уж, что он вернётся. Столько лет ни единой весточки.
— И что же теперь?
— Тяжело, конечно. После освобождения города я в госпитале работала, а потом госпиталь сократили, и совсем голодно стало. Но теперь отцу платят небольшую пенсию. Работа ему нашлась. Не то чтобы хорошая, но всё же… Меня учительницей взяли, на жизнь хватает.
Ротмистр замялся. Ещё час назад, сидя за накрытым столом рядом с очаровательной девушкой, он лихорадочно вспоминал, какие ещё существуют в мире хорошие стихи, помимо «Марша легионеров», и уже собирался блеснуть искрами чужого гения, как внезапный приход отца Юны спутал все карты. Тоот не мог больше возродить в сердце той романтической атмосферы, которая ещё совсем недавно заставляла кровь быстрее мчать по жилам. Рядом с ним, обняв колени, на стареньком диване сидела очень печальная хрупкая девушка с большими лазурной синевы глазами. Сидела и во всё горло пела «Благодарственную песню». Ротмистр тряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения. Что за бред? Он легионер, офицер Легиона. Элита из элит. Несгибаемый стержень нации! Он принёс мир в города и сёла Метрополии. Его оружие остановило и смело с отчей земли гнусных агрессоров и сметёт любого нового врага, когда маршал Карс укажет своим жезлом направление атаки. Его семья — Боевой Легион. Его жизнь — разящее острие клинка, несущее смерть!
Сердце ротмистра наполнилось гневом и ликованием. Он вскочил, порывисто сжав кулаки, и тут же сел, увидев, почувствовав кожей испуганный взгляд Юны.
«О чём это я, в самом-то деле?» — Тоот начал массировать виски, услышал рядом глубокий вздох и только сейчас увидел лежащего под столом Дрыма.
— Ты откуда взялся, морда лохматая? — улыбнулся Тоот так, будто ожидал, что упырь и впрямь начнет отвечать ему. — Тебя же здесь не было.
Дрым зевнул и, свесив язык, положил лобастую голову на передние лапы.
«Не делайте на меня свои обиды!» — отчего-то вспомнилась ротмистру фраза другого хищника, на сей раз в человеческом облике, бригадира Дрыма.
— Юна, быть может, я могу вам чем-то помочь? Деньги, продовольствие? — пытаясь сгладить неловкость, спросил ротмистр.
— Нет. Ну что вы, что вы!
— Тогда мы пойдем. Нехорошо получилось.
— Не уходите, Атр, — с подкупающей искренностью попросила Юна. — Здесь бывает так одиноко и страшно. А на отца не обращайте внимания. Он не злой, просто накатило. Отпустит — ещё извиняться придёт. Вот увидите. К тому же он почти всё время на заводе, а потом ещё где-то подрабатывает.
— Ладно, — не сводя с Юны неожиданно потеплевшего взгляда, согласился Тоот. — Сегодня переночуем. Всё равно уже поздно ехать в гостиницу. А завтра посмотрим.
Бронеход взвизгнул тормозами и остановился возле гимназии.
— Спасибо вам! — Юна легко соскочила на землю и помахала Тооту рукой. — Вечером, надеюсь, вас ждать?
— Не могу знать. Генерал отменил мой отпуск, так что теперь, — ротмистр поднял глаза к небу, — участь моя в его руках.
— Он неприятный, — тихо сказала Юна, как будто ротмистр собирался привести генерала вечером к ней на ужин. — Смотрит, — она не нашла подходящих слов, — будто всех презирает.
— Насмотришься изо дня в день на врагов Отечества, ещё и не такой взгляд будет.
— Но ведь не может быть у Отечества столько врагов.
— Может. Я на Голубой Змее знаешь, сколько их видел? Уймы! Толпы!
— Выродки?
— По большей части выродки, но не только.
— Атр, скажите, если у Отечества столько врагов, может, с ним что-то не так?
— Ты что такое говоришь, Юна?! — оглянувшись, зашипел ротмистр. — Ты что, с ума сошла? Это тебя отец подучил?
— Нет. Я сама. Он вообще мало разговаривает. Подумалось вдруг.
— Лучше подумай, сама ответ найдёшь, — шикнул Тоот. — И никому такое не говори.