Тогда Атру было примерно столько же лет, сколько Юне, и он казался себе очень взрослым. Тоот сидел прикрыв глаза, и в голове его крутилась гениальная сцена, вышедшая из-под пера таинственного Шерана, в которой император открывает графу Баллу, что тот его сын, награждает его за храбрость, велит своему войску приветствовать героя, а затем своими руками казнит его как мятежника. У зрителей при этой сцене всегда наворачивались слёзы на глаза, когда старик-император, отбрасывая в сторону окровавленный меч, целует отсечённую голову и падает наземь, прижимая её к себе. «Любимый сын, вот месть твоя!»
Тооту показалось, что он помнит зал и синеглазую, с огромными бантами девочку из первого ряда, едва удерживаемую отцом, чтобы не рвануться на сцену, на помощь брату. Прошло меньше года, и всё «императорское войско», и «мятежники», и «граф Баллу» сложили головы под гусеницами хонтийских танков.
«А ведь это я послал мальчишек воевать! — По телу Атра волной прокатила нервная дрожь. — И теперь поеду в один из опустошённых мною домов и стану там жить. „Любимый сын, вот месть твоя!“ — Сердце его облилось кровью. „Массаракш!“»
— Энц ротмистр, — Вал Грас отвлёк командира от терзавших его мыслей, — может, желаете, я в магазин слетаю? Всё-таки в дом идём, опять же к девушке. Оно бы вкусненького чего-нибудь купить не помешало.
— Давай, — согласился экс-император и достал из кителя несколько смятых жёлтых кредиток и пайковую карту офицера Легиона. — В магазин на той стороне дороги не ходи, там и при государе ничего не было. Торговля для проезжающих. В переулке пройдёшь два дома, зайди во двор. Раньше, ещё до войны, там располагалась лавочка вдовы Унз. У неё всегда можно было найти хорошие продукты.
— Слушаюсь, энц ротмистр!
— Да, вот ещё. Если вдова или её дочери в лавке, скажи, что это для Аттайра Тоота.
— Так на карте же написано.
— Передай привет. Им будет приятно.
Странник ехал не спеша. Торопиться было некуда. Как любили шутить в конторе, «пожар развивался по плану». Ясно, что кто-то из сотрудников лаборатории, а может, и заводоуправления состоит в контакте с партизанами. Личные дела необходимо тщательно просмотреть, но шанс отыскать там что-либо существенное — минимален. Проверки здесь каждый год. Если не находят, значит, не то ищут. Одно можно утверждать почти на сто процентов: партизаны — не хонтийцы, не пандейцы, а уж тем более не жители Островной Империи. Это свои. И, что парадоксально, не просто свои, а специалисты, разбирающиеся в очень специфических вопросах волновой физики. «Хорошо бы узнать, — подумал шеф контрразведки, — партизан интересует что-то конкретное, относящееся к лаборатории танкового завода, — он потёр длинную костистую переносицу, — или же их просто интересуют любые разработки излучателей?
Что, если запустить слух, что основные материалы из лаборатории буквально за день были переправлены в другое место? Здесь же, в Харраке, есть завод, выпускающий генераторы для башен противобаллистической защиты, а заодно и исследовательский центр при нём. Вот туда бумаги и перевезли. Скажем, для сопряжения каких-то технических узлов.
Приманка может сработать. Конечно, её надо тщательно подготовить и аккуратно запустить дезинформацию по нескольким разнородным источникам. Так и сделаем. Значит, сейчас необходимо свернуть работу следственной комиссии. Толку от этих дуболомов всё равно чуть. Пусть назначат виноватых и уберутся к чёртовой матери. И, конечно, необходимо распорядиться вывести из города легионеров. Пока они здесь на каждом углу, партизаны вряд ли решатся устроить ещё один налёт. Насчёт дезы следует посоветоваться с этим толстяком…»
Странник затормозил, увидев перед радиатором пешехода в серой форме с широкой белой полосой на спине и на груди — солдата вспомогательного корпуса.
«Воспитуемый? — удивился контрразведчик. — Что он-то здесь делает?»
Между тем, сопровождаемый визгом тормозов, солдат с двумя объемистыми кулями в руках перебежал дорогу и вскочил в открытые ворота гимназии.
Странник опустил стекло:
— Эй, боец! Кругом! Ко мне бегом марш!
Солдат, мужчина средних лет, с пакетами снеди в руках с неохотой повиновался.
— Что вы тут делаете, боец? — демонстрируя жетон, недобро поинтересовался Странник. — Почему верхние пуговицы расстёгнуты? Где головной убор?..
Меньше всего шефа контрразведки интересовали расстёгнутые пуговицы и свисающий поясной ремень. Но воспитуемый посреди Харрана поневоле требовал внимания.
— Энц генерал, — стараясь придать себе подтянуто-бравый вид, начал Грас, — с вашего позволения, воспитуемый рядовой Кросс, механик-водитель командирского бронехода ротмистра Тоота. Исполняю приказ энца ротмистра.
— Тоот? — Странник посмотрел туда, куда указывал рядовой. За высокой чугунной оградой во дворе гимназии прямо у крыльца, хищно ощетинившись стволом крупнокалиберного пулемёта, стоял бронеход. На пятнистом боку его был нарисован щиток, на котором извивалась голубая обезглавленная змея — эмблема пограничной бригады Легиона.
— Тоот… Тоот. А ну-ка, боец, вызови мне своего командира. Одна нога здесь, вторая там.
Тоот стоял, держа руки по швам, и, как велел Статут, преданным взглядом выражал готовность исполнить любой приказ начальства. Худой ушастый мужчина в старомодном длинном плаще, вычитывающий ему за разгильдяйство механика-водителя, никак не походил на могущественного шефа контрразведки, каковым он представлялся всем несведущим. Видеть прежде этого корифея тайной войны ротмистру не доводилось. Но шептались о нём много, даже в укрепрайоне у Голубой Змеи.